Размышления с Кайсыном Кулиевым
1
Когда я думаю о Балкарии, о земле «раненого камня» Кайсына Кулиева — неповторимого и великого поэта Кавказа и мира, передо мной встают Чегем и Чегемские водопады, горы и скалы, суровая нежность и нежная суровость родины поэта. И меня согревает высокое слово «тавлу» — горцы, так себя называют балкарцы. И мы, аварцы, себя называем «маарулал», т.е. горцы. Горы и горцы. И в Балкарии, и в Дагестане святое понятие, ведь выше гор могут быть только горцы. Слышу я далёкий голос Киплинга: «Ты у горца спроси, свободного горца спроси, зачем он живёт среди гор». Горы и горцы. Горе и горцы. Небо и горцы. Вершины и низины. Теснины и ущелья. Родники и ручьи. Водопады и слёзы. Народ и его судьба. Смысловыми и духовными красками этих понятий создан поэтический и человеческий портрет Кайсына Кулиева:
Был пахарем, солдатом и поэтом,
Я столько видел горя, столько бед,
Что кажется порой: на свете этом
Уже я прожил десять тысяч лет.
Меня работа ждёт, и манят дали,
Я столько строк ещё не дописал,
Что кажется порою: не вчера ли
Я на коленях матери играл.
Кайсын Кулиев был поэтом свободным, вольным, величавым и поэтому человек и его человеческое достоинство были важны для него больше всего. «Большие поэты как-то похожи на большие реки, которые текут и текут, длинен их путь до моря, но они не скудеют. Вот так же не скудеет родник поэзии больших поэтов». Так сказал Кайсын. Просто. Ясно. По-человечески понятно.
А в стихах выдохнул:
Не был я сильней других людей,
Был не более других я грешен.
О, судьба, меня ты пожалей,
Не оставь меня в дороге пешим.
Не провёл я в праздности ни дня,
Карандаш ружью предпочитая.
Злое горе, не карай меня,
Или будь добрей, меня карая.
… Кто бы ни был я, я — человек,
Сколько бы ни жил, — я прожил мало.
Пощади меня, тяжёлый снег,
Не щадящего людей обвала.
Друг Кайсына и Расула, замечательный литовский поэт Эдуардас Межелайтис заметил: «Писатель в первую очередь должен познать себя, открывать самому себе собственную личность — не извне, а изнутри. И чем глубже поэт проанализирует свою душу, чем глубже проникнет в неё, тем сложнее и в то же время интереснее станет он для других людей, тем большую получит возможность больше жить».
Для Кайсына Кулиева познание себя было познанием его родины Балкарии. Он, прежде всего, поэт Родины. И сердце, и душа, и мысли Кайсына стали сутью его народа. Стихия стихов Кайсына Кулиева — это бессмертный портрет его Родины.
Читая Кулиева, мы слышим и видим шум мельницы в горах, снегопад, мелодию родника и музыку горской речушки, дыхание аробщика, бег горной тропинки, песню мальчика, едущего на ослике, полёт птицы между скал, орлиный клекот на вершинах, печаль одинокого дерева, по склонам кочующие тучи, клинок рядом с розой, гроздь винограда в предчувствии вина, руки горца, превращённые в мозоли, а рядом с ними раненые камни, похожие на руки горца, кизиловый отсвет вдали, стариков, ведущих беседу, пахарей, бредущих за плугом, громы и молнии в горах.
Кайсын Кулиев знает язык неба и земли, животных и птиц, деревьев и кустов, гор и скал, родников и рек. Он ведёт с ними вечную беседу, он говорит с родиной на языке родины; «Человек. Птица. Дерево» – так назвал он последнюю книгу:
Трава на земле, на небе звезда,
Как хорошо вам, просторы мои.
Бредут чабаны, несутся стада,
Как хорошо вам, о горы мои.
Снега на вершинах, на склонах леса,
Как ты спокойна, родная земля.
На шкуры арбузов ложится роса,
Как хорошо вам, бахчи и поля.
Снега на горах, за горами — гроза,
И я благодарен своей судьбе.
Как хорошо вам, мои глаза,
Сердце моё, как спокойно тебе.
«По стихам поэта проходят задумчивые тропинки родной земли». Так сказал Кайсын.
2
Балкарский народ, породивший великого поэта Кайсына Кулиева, увидел на своём веку много бед, горестей, печалей. Одно изгнание с родной земли может озлобить народ, сделать его жестоким и нетерпимым к другим народам. Но Балкария, балкарский народ, его великий поэт Кайсын Кулиев вышли из этой исторической несправедливости к миру добрыми, чистыми, честными, хранителями человечности, любви, дружбы, чести и совести, исполненными небесного света, земного добра и звёздной высоты.
Поэтому по вековым морщинам скал, гор, камней Балкарии текут святые слёзы поэта Кайсына Кулиева, превращаясь в живую воду высокой и неповторимой поэзии:
Снег идёт,
Как он шёл при моём отце,
Снег идёт,
Как он шёл для отца в Чегеме.
Снег идёт,
И, глазами следя снегопад,
Наконец-то вчитаюсь я пристально в Лорку.
Снег идёт,
Над орешиной и алычой,
Как в тот день,
Когда шёл я из леса домой
И с чинаровым хворостом ослик за мной.
Снег идёт,
Снег идёт,
И, следя снегопад,
Наконец-то я вслушаюсь зорко в Шопена.
Снег идёт,
Над орешиной и алычой,
Снег идёт,
Снег идёт,
Снег идёт,
Белый-белый!..
Стихи, не боюсь сказать, гениальные. В этом «Снег идёт» слышится такая музыка слов, души, сердца, что кажется в одном снегопаде тысячи снегов разных времён, разных стран, разных эпох. Вдох и выдох поэта стал здесь такой гармонией вечности, красоты и мига.
Читая такие стихи, чувствуешь дыхание вечности и вечность таланта. Именно такая поэзия — чудо, достойная восхищения, по прочтению которой тебе кажется, что ты заново родился, и поражён, как ребёнок, увидевший мир впервые.
«Художник, — сказал поэт Леонид Мартынов, — приходит в мир, чтобы увидеть мир заново… поделиться увиденным с великим множеством людей…».
А любимый поэт Кайсына Гарсия Лорка заметил: «Миссия у поэта одна: одушевлять в буквальном смысле — дарить душу… Поэзия не может быть тёмной, потому что поэзия проста и светла… Чего поэзия не терпит ни под каким видом, — это равнодушия. Равнодушие — престол сатаны». Проста и светла и неравнодушна поэзия Кайсына Кулиева, он видит мир, и мир видит его; волшебство, созданное в его стихах, незабываемо — как сказка детства, как колыбельная песня. Счастлив народ, у которого был и есть такой поэт, как Кайсын Кулиев.
3
Кайсын Кулиев, прежде всего, нам дорог тонкостью души и чистотой мудрого горского сердца; красками слов он рисует портрет времени, эмоциональность и темперамент делают стихи поэта полными жизни. По своей творческой сути и человеческой судьбе Кайсын Кулиев поэт трагический, но и трагедия у него обретает черты оптимизма и веры в настоящее и будущее его народа и родины. А прошлое остаётся зеркалом, где отражается не только память боли и страданий, но и великая любовь ко всему живому по-настоящему отражена в этом же зеркале. Стихи К. Кулиева таинственны и торжественны, они созвучны состоянию души человека и человечества. В этом его сила. В этом его неповторимость:
Я не могу сказать: «Мне всё равно,
Что будет в мире после нас твориться!»
За кладбищем, где тлеть мне суждено,
Пусть сад цветёт и поле колосится.
Ты, мир, меня жалел не больше всех,
Когда уйду, других жалей и радуй.
Пусть дождь идёт, и пусть шумит орех
Листвою за кладбищенской оградой.
Я не скажу: «Пусть мир летит с основ,
Когда я буду истлевать в могиле!»
Из мира уходя, подобных слов
Ни мой отец, ни мать не говорили.
Это не стихотворение, а маленькая повесть, где соблюдены все лучшие черты балкарского народа и его поэта Кайсына Кулиева.
«Чтобы лучше понять страну, необходимо читать её поэтов», — писал Кайсын. «Чтобы понять Кайсына, надо любить Балкарию и побывать в Чегеме», — добавлю я.
Мне о многом рассказали раненые камни Балкарии, симфония красоты Чегемских водопадов звучит во мне многие годы, во дворе дома старого Чегема осталось моё сердце. Над могилой поэта в новом Чегеме стоял я, как сын над могилой отца, чувствуя боль памяти и память боли в день ухода поэта Кавказа и Дагестана, Балкарии и России Кайсына Кулиева.
«Стихи Кайсына Кулиева молитвенны и искренни, он пишет, как дышит, по ритму его стихов можно узнать биение его сердца и боль его души.
Стихи его обнажены, как нервы, но рядом с этим, как лекарь, стоит родная многострадальная Кабардино-Балкария, где идёт снег и дождь, где поэт ведёт вечную беседу с Чегемом, горами, ранеными камнями, деревьями, скалами, реками, веками, вершинами, долинами, цветами, полями, лугами, землёю и небесами.
Чувство Родины — самое святое чувство у Кайсына Кулиева. Кайсын, как и его родина Кабардино-Балкария, через горе и страдание стал лучше, добрее и выше. В этом его счастье. Вряд ли в мировой литературе ещё кто-нибудь повторит такое волшебную симфонию гор, снега, дождя, земли, неба, поэзии, музыки слова, таланта и вдохновения», — написал я много лет тому назад. И сегодня я вновь повторяю эти слова. Поэтому и написаны эти стихи.
Памяти Кайсына Кулиева
Я вижу Кайсына — поэта судьбы,
Что, родину нежно к груди прижимая,
Идёт по планете, от края до края,
Минуя годов верстовые столбы.
А слёзы его на балкарских камнях,
Как будто цветы, расцветают повсюду,
И радостно людям от этого чуда,
И слово их греет сильнее огня.
Поэтом он был этих раненых скал
И этих камней, здесь чернеющих немо,
Поэтому сердцем Балкарии стал,
Которое бьётся в груди у Чегема.
Когда в роковой тот и горестный год
В безжалостные азиатские степи
Был изгнан его невиновный народ,
Он следом летел за ним преданней тени.
Настигла его эта весть на войне,
Но после раненья он вновь шёл в атаку,
Под сенью отеческой красного флага,
Не ведавшего о народной «вине».
Когда отгремела война, наконец,
В Москве разрешили остаться поэту,
Но с родиной изгнанной раны и беды,
Кайсын разделил, как терновый венец.
— Я должен быть рядом, —
он кратко сказал,
Себя добровольно отправив в изгнанье,
Почёту он честь предпочёл и страданье,
Чтоб людям смотреть, не мигая, в глаза.
Я был в его сакле отцовской не раз
И видел очаг, где незримые слёзы,
Застыли, как льдинки в лихие морозы,
А он всё равно для него не погас.
Кайсын был поэтом вершин и небес,
Они его книги читали запоем.
Балкария, сын твой родился героем,
Хотя никогда он в герои не лез.
Не зря же ему написал Пастернак
О праве его на земле «быть поэтом» —
Его он не в пыльных обрел кабинетах,
А там, где до смерти один только шаг.
Он — радость и горе балкарской земли,
Слеза и улыбка родного Чегема,
Недаром на скалах его проросли
Цветами Кайсына стихи и поэмы.
Когда я в Чегем приезжаю опять,
Привычно ладони к лицу прижимая,
Я строки его, как молитву, читаю,
Вдыхая незримую их благодать.
Тебе лишь молился я, мой Дагестан,
Тебе неизменно был преданным сыном,
Но, как пред тобой, на колени я встал
В Балкарии перед великим Кайсыном.
Перевод с аварского
М. Ахмедовой-Колюбакиной
