ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ДЖАЗОВУЮ ТЕМУ

Словари определяют джаз как «оригинальную импровизационную музыку с неровным ритмом и темпом, сочетающую в себе черты европейской и африканской традиций». Слушатели ценят его именно за эту «неровность» и свободную импровизацию, которая тем свободней, чем больше репетиционных часов на нее потрачено.

Биография джазмена, народного артиста Дагестана, художественного руководителя и главного дирижера эстрадно-духового оркестра республики (а до недавнего времени и Государственного симфонического оркестра) Магомеда Абакарова, как хорошая джазовая пьеса – изобилует неожиданными поворотами, расцвечена яркими красками, блестит и переливается, как медные духовые в лучах софитов.

И, как и положено по законам жанра хорошей джазовой пьесы, вопреки ожиданиям, наш разговор начался вовсе не с рассказа о том, как будущий маэстро в юные годы почувствовал в себе «святую к музыке любовь»:

– Я занимался в студии художника Магомеда Дугричилова в Буйнакском Доме пионеров, он был уверен, что я свяжу свою жизнь с изобразительным искусством. И у меня самого были такие мысли. В Буйнакске была такая Галина Михайловна Татенко, она открыла Дом пионеров в городе, куда я и пришел одним из первых. И занимался сразу во всех кружках: рисование, фото, духовой оркестр. Тогда в Буйнакске было два или три военных оркестра, неудивительно, что я увлекся. Музыканты меня знали и, видимо, любили. Потому что, когда их перевели в Новочеркасск, они мне написали, что в оркестре есть место воспитанника и предложили приехать. Я убедил мать и поехал. Мне было 15 лет.

– А отец?

– Отец погиб на фронте… Так вот, сыном полка в Новочеркасске я пробыл недолго, года полтора – было сложно совмещать службу в оркестре с учебой, и я вернулся. Поступил в педучилище, но тут вмешалась Галина Михайловна: забрала мои документы и отдала их в музыкальное училище. За что я ей очень благодарен (улыбается).

– Но в Гнесинку поступать после училища вы поехали сами или по направлению как «национальный кадр»?

– Нет, направления у меня не было. В училище у меня был друг Василий Шакунов – хороший музыкант, тоже бывший воспитанник, вот он решил ехать поступать в Москву, а меня уговорил за компанию. Поступили оба. Вася потом остался в Москве, был первой трубой в симфоническом оркестре Вероники Дударовой.

– А вы в Москве не остались, потому что вернулись в Дагестан?

– Не совсем. Поскольку поступал я без направления, то по окончании учебы распределение в Дагестан мне не дали. А туда, куда дали, я ехать отказался. Был огромный скандал, мне грозили вообще не выдать диплом. Тогда была такая система, что выпускник был обязан отработать по распределению несколько лет и только потом мог забрать свой диплом. В итоге меня отправили в Мурманск, где я и проработал три года преподавателем музучилища и дирижером в Народном театре оперетты. А в годы учебы в Москве я работал в оркестре Театра эстрады – с 1962 по 1966. Застал всех звезд того времени – Орлов и Нечаев, Тарапунька и Штепсель, Магомаев, Зыкина – все выступали на сцене Театра эстрады в сопровождении нашего оркестра.

– Как же вы, студент, попали в оркестр театра?

– Случайно. Два трубача и я (Магомед Абакаров учился по классу тромбона у профессора Бориса Петровича Григорьева) играли в ресторане «Советский». Очень строгих правил был ресторан, просто так «зайти покушать» туда человеку с улицы было практически невозможно. Сейчас это сложно понять… И оркестр там был отличный, играли строго по программе. В общем, увидел нас там дирижер оркестра Театра эстрады и пригласил на работу к себе в коллектив.

– Как удавалось совмещать работу с учебой?

– Тяжело было. Меня даже исключали, правда, с правом восстановления. Исключили за пропуски: пропустить занятие было страшнее, чем просто плохо учиться. А у меня гастроли с Театром эстрады, я не могу отказаться! Я чуть ли не весь Советский Союз тогда объездил, и в Москве мы много работали, в том числе с зарубежными артистами, в съемках суперпопулярного тогда «Голубого огонька» участвовали. В общем, вызвал меня к себе ректор, сообщил, что вынужден исключить за пропуски, и тут же обещал, что на следующий год обязательно восстановит.

– Какой понимающий ректор!

– Да-а, отличный был человек, старался помогать ребятам, которые работали. А не работать я не мог – жить-то надо было на что-то.

– Понятно, что от распределения в Мурманск вы не могли отказаться, но потом почему не вернулись в Москву, а приехали в Дагестан? Ведь наверняка предложения у вас были.

– Были и очень неплохие. Но как-то все не сложилось, к тому же я матери обещал, что я вернусь в Дагестан (улыбается).

– А когда началось ваше увлечение эстрадой и джазом? В Москве или еще раньше?

– Раньше, да, еще в Махачкале, во время учебы в училище. Мы играли эстраду на танцевальных вечерах – в парке, в клубе Рыбников. А в Первой Махачкале, при Клубе железнодорожников, был небольшой эстрадный оркестр, который играл современную музыку тех лет. Поэтому в Москву я приехал уже «увлеченный» эстрадой. Мы собирались в кафе на улице Горького (ныне – Тверская ул.), играли полуподпольно: за джаз тогда уже не сажали, но неприятности, особенно у студентов, могли быть.

– А «серьезная» симфоническая музыка вас совсем не интересовала?

– Мы знали эту музыку, нас этому учили, я со 2 курса Махачкалинского училища работал артистом симфонического оркестра Гостелерадио, который, кстати, много лет спустя я возглавил. (Тут стоит отметить, что Магомед Абакаров не просто руководил коллективом 6 лет – с 1970 по 1976 гг., но произвел в нем маленькую революцию: он включил в партитуру оркестра группы саксофонов, электрогитару, рояль и полный комплект ударных, что полностью изменило манеру игры оркестра). Но как-то сложилось, что с самого начала мне ближе была эстрада, джаз.

– Приехав в Махачкалу из Мурманска, вы ведь не сразу стали худруком и главным дирижером оркестра Гостелерадио Дагестана?

– Когда в 1969 году я приехал, работы для меня в Махачкале вообще не нашлось. Поэтому я уехал в Буйнакск, где как раз собирались открывать музыкальное отделение при 1-м Дагпедучилище. Его директором была Елизавета Саввишна Балковая, которая и предложила мне организовать эту работу. Отделение мы открыли, постепенно работа там наладилась. А потом музыканты симфонического оркестра уговорили-таки меня перебраться в Махачкалу.

– Сегодня зрители вас знают в первую очередь как художественного руководителя и дирижера эстрадно-духового оркестра и симфоджазового коллектива.

– Отдельного симфоджазового коллектива нет, есть эстрадно-духовой оркестр и симфонический. Первый был создан в 1995 году по инициативе тогдашнего министра культуры Наиды Абдулгамидовой, которая и предложила мне его возглавить, а худруком и главным дирижером Государственного симфонического оркестра республики я был с 2004 года по 1 апреля нынешнего. Когда эти два коллектива собираются вместе, получается симфоджаз.

– Теперь понятно, спасибо. Почему вы ушли из симфонического оркестра?

– Тяжело стало, мне все-таки 77 лет.

– Почти все руководители творческих коллективов жалуются на дефицит кадров. Мол, в республике их не готовят, а после учебы в других городах мало кто возвращается. Как у вас дела с кадрами?

– Как у всех – плохо. Конечно, есть хорошие ребята, которые постоянно растут, совершенствуются. Хотелось бы, чтоб их было больше. В свое время мы с Васей Шакуновым были первыми духовиками, уехавшими учиться в Москву. После нас многие ребята поступили, но вернулись единицы. Но это не вчера началось, хороших музыкантов всегда не хватает, особенно с духовиками беда. Изначально, еще в музыкальной школе, отделение духовых инструментов набирает мало ребят – оно не столь популярно, как фортепиано и скрипка. А, между прочим, духовики уходят на пенсию через 25 лет работы – независимо от возраста. Мне бы хотелось вспомнить с благодарностью моих учителей, людей, влюбленных в музыку и в свой инструмент. В Буйнакском Доме пионеров нашим кружком руководил Иван Васильевич Спасенных – бывший старшина военного оркестра. Это мой первый учитель. А Вячеслава Петровича Селевко, преподававшего в Махачкалинском музучилище, можно назвать отцом всех духовиков республики. Это был невероятно образованный человек! Он прекрасно разбирался не только в музыке, но, кажется, во всем на свете, например, был нумизматом и отлично знал токарные работы. В Москве у меня тоже были чудесные педагоги.

– А у вас есть ученики, которыми вы гордитесь? Или, может, ваши дети продолжают ваше дело?

– Нет, я ведь совсем недолго преподавал. В Мурманске у меня был всего один выпуск, а в Махачкале я вел аранжировку, дирижирование, но у меня не было учеников в полном смысле этого слова, когда педагог ведет класс, много занимается индивидуально, ну, знаете, как это бывает у музыкантов. Я как-то всегда больше занимался творчеством, концертной деятельностью, а не педагогической. Что касается моих детей, у меня сын и дочь, то я никогда не хотел, чтобы они стали профессиональными музыкантами – особой тяги к этому в них не видел, поэтому не заставлял. Они выбрали другие профессии.

– Вы ведь и композиторской деятельностью занимаетесь, пишете музыку?

– Да, я писал по мере необходимости (Магомед Абакаров – автор музыки к нескольким спектаклям и телевизионным фильмам. – В. Б.), но композитором себя не считаю. Аранжировка – да, это мне всегда было интересно, этим я владею, а для того чтобы быть композитором, нужен особый дар.

На этом Магомед Абакарович завершил беседу, его время расписано по часам и он не любит тратить его на разговоры. Он вообще очень дисциплинированный и несуетливый человек, спокойный и рассудительный, преданный своему любимому делу, столь же талантливый, сколь трудолюбивый. Его нельзя назвать баловнем судьбы, которому все легко дается. Впрочем, он и не ждет от судьбы таких подарков, поскольку с самого детства привык полагаться на себя. За трудолюбие и работоспособность (что, суть, не одно и то же), за желание «во всем дойти до самой сути», за высочайший профессионализм и требовательность, благодаря которым джазовые мелодии на его концертах льются легко и свободно, искрятся и переливаются, его так любят зрители и ценят коллеги.